Aндрей, 56 - 6 февраля 2008 13:14

[COLOR=darkblue]Итак, человек всегда должен ждать последнего своего дня, и никого нельзя назвать счастливым до его кончины и до свершения над ним погребальных обрядов. [/COLOR]
Овидий.

Всякому ребенку известен на этот счет рассказ о царе Крезе: захваченный в плен Киром и осужденный на смерть, он воскликнул: "O, Солон, Солон!". Когда об этом было доложено Киру и тот спросил, что это значит Крез ответил, что он убедился на своей шкуре в справедливости предупреждения, услышанного им некогда от Солона, что [COLOR=red]как бы приветливо ни улыбалось кому-либо счастье, мы не должны называть такого человека счастливым, пока не минет последний день его жизни[/COLOR], ибо шаткость и изменчивость судеб человеческих таковы, что достаточно какого-нибудь ничтожнейшего толчка, - и все тут же меняется. А разве на памяти наших отцов не угасал, томясь в заключении 10 лет в замке Лош, Лодовико Сфорца, десятый герцог Миланский, перед которым долгие годы трепетала Италия? А разве не погибла от руки палача прекраснейшая из королев, вдова самого могущественного в христианском мире государя? (Мария Стюарт (1542-1587), королева шотландская и вдова французского короля Франциска II). Такие примеры исчисляются тысячами.
Можно подумать также, что судьба намеренно подстерегает порою последний день нашей жизни, чтобы явить пред нами всю свою мощь и в мгновение ока извергнуть все то, что воздвигалось ею самою годами; и это зacтaвляeт вас воскликнуть, подобно Лаберию: [COLOR=red]Ясно, что на один день прожил я дольше, чем мне следовало жить.[/COLOR] (Цезарь заставил его выступить на сцене подвергшись унижению, так как лицедейство считалось позором для римского всадника.)
Таким образом, у нас есть все основания прислушиваться к благому совету Солона. Но поскольку этот философ полагал, что милости или удары судьбы еще не составляют счастья или несчастья, а высокое положение или могущество считал маловажными случайностями, я нахожу, что он смотрел глубже и хотел своими словами сказать, что [COLOR=darkblue]не следует считать человека счастливым, разумея под счастьем спокойствие и удовлетворенность благородного духа, а также твердость и уверенность умеющей управлять собою души, - пока нам не доведется увидеть, как он разыграл последний и, несомненно, наиболее трудный акт той пьесы, которая выпала на его долю[/COLOR]. Наши превосходные философские рассуждения сплошь и рядом не более, как заученный урок, и всякие житейские неприятности очень часто, не задевая нас за живое, оставляют нам возможность сохранять на лице полнейшее спокойствие. Но в этой последней схватке между смертью и нами нет больше места притворству; приходится говорить начистоту и показать, наконец, без утайки, что у тебя за душой: [COLOR=red]Ибо только тогда, наконец, из глубины души вырываются искренние слова, срывается личина и остается сущность.[/COLOR] (Лукреций, III,57-58 )
Вот почему это последнее испытание - окончательная проверка и пробный камень всего того, что совершено нами в жизни. [COLOR=darkblue]Этот день - верховный день, судья всех остальных наших дней[/COLOR]. Этот день, говорит Сенека, судит все мои прошлые годы. [COLOR=red]Смерти предоставляю я оценить плоды моей деятельности, и тогда станет ясно, исходили ли мои речи только из уст или также из сердца[/COLOR].
Я знаю иных, которые своей смертью обеспечили добрую или, напротив, дурную славу всей своей прожитой жизни. Сципион, тесть Помпея, заставил своей смертью замолкнуть дурное мнение, существовавшее о нем прежде. Сципион после битвы при Фарсале (48 г.до н.э.) лишил себя жизни. Корабль, на котором он находился, подвергся нападению цезариаицев; видя, что дальнейшее сопротивление бесполезно, Сципион пронзил себя мечом. Когда подбежавшие к нему вражеские воины спросили его: "Где же военачальник?", он, умирая, ответил: "Военачальник чувствует себя превосходно". Эпаминонд, когда кто-то спросил его, кого же он ставит выше - Хабрия, Ификрата или себя, ответил: "Чтобы решить этот вопрос, надлежало бы посмотреть, как будет умирать каждый из нас". (Эпaминонд, смертельно раненный в сражении под Maнтинеей, умирая, сказал: "[COLOR=red]Я прожил достаточно, так как умираю, не побежденным"[/COLOR]).
И действительно, очень многое отнял бы у него тот, кто стал бы судить о нем, не приняв в расчет величия и благородства его кончины. Неисповедима воля господня! В мои времена три самых отвратительных человека, каких я когда-либо знал, ведших самый мерзкий образ жизни, три законченных негодяя умерли как подобает порядочным людям и во всех отношениях, можно сказать, безупречно. Бывают смерти доблестные и удачные. Так, например, я знавал одного человека, нить поразительных успехов которого была оборвана смертью в момент, когда он достиг наивысшей точки своего жизненного пути;конец его был столь величав, что, на мой взгляд, его честолюбивые и смелые замыслы не заключали в себе столько возвышенного, сколько это крушение их. Он пришел,не сделав ни шагу, к тому, чего добивался, и притом это свершилось более величественно и с большей славой, чем на это могли бы притязать его желания и надежды. Своей гибелью он приобрел больше могущества и более громкое имя, чем мечтал об этом при жизни(речь идет либо о герцоге Лотарингском Генрихе Гизе, убитом по приказу короля Генриха III в 1588 г, либо о друге Монтеня Этьене Ла Воэси, при смерти которого он присутствовал в 1563 г).Оценивая жизнь других, я неизменного учитываю, каков был конец ее, и...главнейшее из моих упований состоит в том, чтобы моя собственная жизнь закончилась достаточно хорошо, то есть спокойно и неприметно.
Мишель Монтень

• 
• 
•